“Не щадя живота своего” / Заметки на погонах / Независимая газета
Для человека в погонах существует несколько понятий, определяющих смысл его жизни: воинская честь, знамя части и, конечно, присяга. Произнося слова этой торжественной клятвы, юноша действительно становится военным, берет на себя обязательства “стойко переносить все тяготы и лишения военной службы”, придерживаться норм воинской этики, выполнять приказы командиров и даже отдать свою жизнь за свободу Родины. В Российской армии за столетия ее истории существовали различные варианты присяги. Но любовь к своему Отечеству, гордость за принадлежность к российскому воинству и славным подвигам предков пронизывали их сквозь века и поколения. Родоначальником присяги, как многих других российских военных традиций, был Петр Первый, лично участвовавший в подготовке ее текста.
Церемония торжественной клятвы с давних пор обставлялась как праздник части с соблюдением заведенных воинских ритуалов. Воинский артикул петровских времен предписывал солдату правую руку поднять над лежащим перед ним Евангелием и говорить за читающим присягу, а по прочтении целовать Евангелие.
“Я (имя) обещаюся всемогущим Богом служить всепресветлейшему нашему царю государю верно и послушно, что в сих постановленных, також и впредь постановляемых воинских артикулах, что оные в себе содержать будут, все исполнять исправно. Его царского величества государства и земель его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях, какого оные звания ни есть, храброе и сильное чинить противление, и всякими образы оных повреждать потщусь. И ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества или его войск, такожде его государства людей или интересу государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести, и сколько мне известно будет, извещать и ничего не утаить; но толь паче во всем пользу его и лучше охранять и исполнять.
Из петровской присяги видно, что уже тогда появилось столь расхожее в наше время армейское выражение: “Инициатива наказуема”. Хотя солдат и должен быть бравым, храбрым и послушным, надлежит ему быть и “неторопливым”, что свойственно современным бойцам, твердо знающим: “Не спеши выполнять приказ, его могут и отменить”.
На рубеже XIX-XX веков присяга принималась молодыми солдатами только после “одиночного образования, освоения ими понятия о звании солдата, о значении присяги, знамени и воинской дисциплины”.
Клятва произносилась перед всем личным составом части. Предваряло ее “воспитательное вступление”. По прибытии знамени командир части в нескольких словах разъяснял значение долга службы, а затем приказывал прочесть статьи воинского Устава о наказаниях, касающихся нарушений обязанностей службы в военное время, и статьи Свода законов и военных постановлений, объясняющие, за какие подвиги на поле брани награждаются знаками отличия. Расширение Российской империи вносило коррективы и в церемонию основного воинского ритуала. Приводились к присяге молодые солдаты духовным лицом того исповедания, к которому они принадлежали, в случае отсутствия такового – командиром части.
Поступающие на военную службу магометане приводились к присяге по особой форме на том из принятых пяти языков, какой известен присягающему: джигатайско-татарском наречии, турецком, персидском, арабском языках и азербайджано-тюркском наречии. Порядок был следующим: присягающий должен был, держа два пальца руки на Коране, повторять слова присяги, читаемой духовным лицом, по окончании клятвы целовал слова Корана.
Лицо, наряженное для присутствия при принятии присяги, было обязано: проверять правильность выполнения оной по тому столбцу, в котором татарского или другого восточного языка слова изображены русскими буквами, наблюдать, чтобы духовные лица во время чтения присяги, а в особенности при окончании оной, не произносили фразы по-арабски “иншах аллах”, а по-татарски “аллах-тилясе” (т.е. Богу угодно). За неимением же грамотных мусульман или за безграмотностью приводимого к присяге, лицо, наряженное для привода к оной, должно читать ему слова присяги, написанные русскими буквами. Порядок приведения к присяге евреев, как и форма еврейской присяги, были изложены в Уставе духовных дел иностранных исповеданий.
Христиане присягали на верность службы, произнося следующую клятву:
“Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред святым Его Евангелием в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержавцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять.
В форме торжественного обета на верность службы для язычников и лиц, не приемлющих присяги по их вероучению, отсутствуют упоминания о боге и писании. Интересно, что в отличие от вдалбливаемого в советское время тезиса о самодурстве и самоуправстве “офицерья” присяга предусматривала подчиненным “чинить послушание” только в том, что “к пользе и службе Государства касаться будет”. Впервые появляется и формулировка о сохранности государственной тайны.
Октябрьская революция полностью перестроила военную организацию страны. Однако большевистские идеологи понимали, что без такого мощного морального постулата, как присяга, не обойтись. Естественно, что она в корне отличалась от прежних, стала более емкой, конкретной и понятной. Присягал красноармеец не “самодержавцу”, а трудовому народу, не только России, но и всего мира. Отсюда и появившийся пункт об уважительном отношении к “гражданам Советской республики”.
Диктатура пролетариата своей жесткой рукой наводила порядок в стране и армии. Впервые в “красной клятве” звучат зловещие слова о каре, которая постигнет бойца, предавшего идеалы первого в мире социалистического государства. Текст военной присяги был утвержден Всероссийским центральным исполнительным комитетом (ВЦИК) 22 апреля 1918 г. под названием “Формула торжественного обещания”. В марте 1922 г. ВЦИК принял постановление о порядке приведения к военной присяге всех военнослужащих РККА и РККФ и установил единый день ее принятия. Естественно, этой датой стал день трудящихся всех стран – 1 мая.
Коллективно, в строю, во время парада будущий красноармеец или краснофлотец произносил следующие слова:
“Я, сын трудового народа, гражданин Советской Республики, принимаю на себя звание воина Рабочей и Крестьянской Армии.
Перед лицом трудящихся классов России и всего мира я обязуюсь носить это звание с честью, добросовестно изучать военное дело и как зеницу ока охранять народное и военное имущество от порчи.
Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать революционную дисциплину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, приставленных властью Рабочего и Крестьянского правительства.
Я обязуюсь воздерживаться сам и удерживать товарищей от всяких поступков, порочащих и унижающих достоинство гражданина Советской Республики, и все свои действия и мысли направлять к великой цели освобождения всех трудящихся.
Я обязуюсь по первому зову Рабочего и Крестьянского правительства выступить на защиту Советской Республики от всяких опасностей и покушений со стороны всех ее врагов и в борьбе за Российскую Советскую Республику, за дело социализма и братства народов не щадить ни своих сил, ни самой жизни.
Если по злому умыслу отступлю от этого моего торжественного обещания, то да будет моим уделом всеобщее презрение и да покарает меня суровая рука революционного закона”.
В сентябре 1923 г.
в текст присяги были внесены частичные изменения, учитывающие образование в декабре 1922 г. СССР. Текст военной присяги, утвержденный Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 января 1939 г., был приведен в соответствие с так называемой сталинской Конституцией СССР 1936 г. Установленный индивидуальный порядок принятия военной присяги, по мнению руководителей страны, способствовал повышению личной ответственности каждого военнослужащего за защиту Советского Союза.
23 августа 1960 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР вступила в силу присяга Советских Вооруженных Сил, противостоящих НАТО и готовых в любой момент вступить в смертельную схватку с оплотом мирового империализма – США. Голосом, дрожащим от волнения и осознания причастности к мощи государства и ее армии, на протяжении 30 лет юноши зачитывали клятвенное обещание:
“Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыханья быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Советскому правительству.
Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик, и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся”.
Кстати, более половины офицеров и генералов новой Российской армии продолжают сверять свой курс именно с этой присягой. Второй раз в жизни давали воинские клятвы лишь военнослужащие, связавшие судьбу с вооруженными силами бывших республик СССР – государств СНГ.
Нынешняя присяга, утвержденная Законом Российской Федерации “О воинской обязанности и военной службе” от 11 февраля 1993 г., кратка и проста как солдатская жизнь.
“Я, (фамилия, имя отчество), торжественно присягаю на верность своей Родине – Российской Федерации.
Клянусь свято соблюдать ее Конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников.
Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество”.
Не жалея живота своего. — Охотничьи лайки. Библиотека.
История эта невыдуманная. Произошла она с Иваном Дмитриевичем Сырцевым, инвалидом Великой Отечественной войны, жителем поселка Тюлюк Катав-Ивановского района…
Путь мой лежал через поселок, и я заехал к старому приятелю, с которым давно не виделся. Принят был, как всегда, радушно, и дружеская наша беседа затянулась за полночь.
И нельзя было не заметить, что одна из собак моего знакомого — западносибирская лайка Кунак — свободно бегает по комнатам просторного деревенского дома и даже чувствует себя в них хозяйкой, хотя собак своих хозяин держал в строгости и в дом не пускал.
Спросил хозяина. Иван Дмитриевич смутился, переглянулся с женой, та кивнула. Так я был посвящен в эту историю.
В осеннюю октябрьскую пору решил Дмитрич посмотреть заготовленные летом на дальнем покосе стожки сена: поправить, чтобы не замокли, да и на дорогу взглянуть — скоро вывозить.
На прогулку увязались две собаки Кунак и Рыжий, огромный пес рыжей масти, похожий на овчарку. Рыжий — характера злобного, нелюдимый, в общем, сторожевой, а Кунак телосложения для лайки среднего, добряк, лизун, ласкаться готов со всеми, только бы гладили. Что, естественно, хозяину очень не нравилось, но пса терпел — на охоте хорош. Брал с ним и белку, и глухаря, и куницу, да он и енотом при случае не брезговал.
Ружья с собой Сырцев не взял. Не захотел душу травить и охотников дразнить.
Охота уже была закрыта, он тогда егерем служил и дурной пример подавать не хотел.
Ходок он отличный, вот уже и ручей прошли, с хребта Бакты бегущий. Лайка несколько раз брала след или запах (хвост бешено вертелся), но хозяин был строг, пса одернул:
— Не пора, пошли, Кунак.
Дошли до покоса, стожки стоят не хуже соседских, ждут своего часа. Осталось взглянуть на последний, что за еловой посадкой. Собаки принялись мышковать, узнав родной покос и поняв — охоты не будет.
А вот и крайний стог, самый маленький, что-то покосившийся. Решил подойти поправить.
То, что случилось дальше, видимо, останется у Ивана Дмитриевича на всю жизнь. Сделал он последний шаг к стогу, а из-за него буквально вывалился огромный черный лохматый злобного вида медведь.
Оторопел человек от неожиданности — хотя был не робкого десятка, в войну в разведке служил. А что делать? Все-то и оружие, что перочинный ножичек, да и тот достать миша не позволит.
Заговорил, как можно, спокойно, а медведь приближался, и понял егерь: будет нападать.
Старый, жира в зиму не набрал. Понял и вскрикнул, и медведь одновременно рявкнул. И только тут боковым зрением увидел человек несущихся к нему псов. Кунака со злобным рыком и Рыжего с визгом. Отвлекся на полсекунды — и медведь бросился на Дмитрича…
Но раньше медведя поспел Рыжий. Прыгнул со страха на грудь хозяина, сбил с ног и бросился с визгом к дому. «Все, конец», — подумал егерь, попытался встать и услыхал страшный рык зверя.
Кунак с разгона впился в медвежий зад. Затем отскочил и снова бесстрашно пошел вперед.
Иван Дмитрич поднялся, потихоньку попятился и, как говорится, начал выходить из драки.
Сначала бежал, сколько мог, потом шел. Шутка ли. Почти в лапах побывал.
Дорога до дома показалась короткой, а там переполох, поняла хозяйка: беда. Пес прибежал с визгом, с ходу — в будку, дрожит, скулит, отпевает хозяина на своем языке.
Попил воды. Отдышался. Рассказал все жене, достал из сейфа ружье, патроны, кликнул друзей-охотников.
Выгнали из гаража старенький ЛуАЗ, и на покос.
Уже смеркалось, от реки тянул легкий ветерок.
Тихо. Обошел поляну, осмотрел все стожки. Никого. Еще во что-то веря, позвал: «Кунак, Кунак!».
В ответ тишина. Кричали до хрипоты — тщетно. Пытались найти следы, да где там. Не зима и совсем стемнело.
Домой машину вел сосед. Самому не хватило сил, но все же надеялся, приедет — а пес дома.
Хозяйка встречала у ворот. На немой вопрос мужа покачала головой.
Редко егерь смотрел на дно рюмки, а тут налил стакан. За упокой, по старому обычаю. Хорошую рабочую лайку всегда охотники-промысловики за товарища почитали.
Всю ночь ждал, не ложился спать до утра. А Кунак не пришел.
Прошло два дня. На третьи сутки ночью собаки заскулили. Сразу вскочил. У приворотной доски что-то лежало. Зажег свет. Кунак. Но в каком виде! Из разорванной брюшины вывалилась часть внутренностей, морда вся в крови, губа порвана, голова сверху оскальпирована и шкура висит на тонкой полоске кожи. Внесли пса в дом. Позвали ветеринара. Осмотрел.
— Застрели собаку, не мучай.
И ушел. Да как застрелишь! Решили: друзей не предают. Будем лечить.
Согрели воду, одеколоном продезинфицировали суровые нитки и большую иглу, на стол положили клеенку и уложили на нее лайку.
— Держи, мать, — сказал Иван Дмитриевич и принялся промывать вывалившиеся внутренности, затем, стараясь причинять как можно меньше боли, заправил их в брюшину собаки. И без всякого обезболивания принялся зашивать порванный пах. Пес все понимал. Он тоже боролся за жизнь. И «хирургу» в общем-то не мешал, а когда было совсем уж невмоготу, брал руку хозяина в пасть. Нет, не кусал, даже не сдавливал. Держал, как бы говоря: «Подожди, передохну».
Справились с брюшиной, перешли к голове. В общем, залатали.
Поправлялся медленно. Заживало плохо. А меж тем пришли морозы. Поняли — во дворе не выживет и оставили в доме.
— Вот живу по его велению, — сказал Сырцев и погладил Кунака…
Подобные операции не единичны. На охоте на барсука пострадал ягдтерьер Милка охотника А.Арнаутова из Озерска.
Осталась без нижней части челюсти. Перекусил барсук. Все советовали: прибей. А хозяин, к медицине не имевший никакого отношения, решил: буду оперировать.
И слесарными инструментами, электродрелью и бритвой сделал, казалось бы, невозможное. Вот оно прелестное создание, добрая, ласковая к людям Милка лижет мне под столом руку, а я незаметно от всех скармливаю ей с общего стола колбасу.
И самое интересное. Эти собаки работают. Так говорят охотники. Хорошо работают. А я думаю, сколько же они ради нас могут вытерпеть.
Владимир Денисов
Назад к содержанию.
Слово Божье сладко и горько (часть вторая)
ПОСЛУШАЙТЕ СЕЙЧАС!
22 января 2021 г.
Откровение 10:9-10 (NIV)
Итак, я пошел к ангелу и попросил его дать мне маленький свиток. Он сказал мне: «Возьми и съешь. От этого во рту у тебя будет кисло, но «во рту твоем он будет сладок, как мёд». 10 Я взял свиток из руки ангела и съел его. Во рту он был сладок, как мед, но когда я съел его, во рту у меня стало кисло.
ПОСМОТРИТЕ НА ЭТО
Во вчерашнем тексте пророку Иезекиилю было велено «съесть этот свиток» (Иез. 3:3), и после этого он обнаружил, что он на вкус слаще меда. Сегодня мы видим нечто подобное, но с ключевым отличием, когда раскрывается откровение, данное Иоанну.
Во рту он был сладок, как мёд, но когда я съел его, во рту у меня стало кисло.
Иногда Слово Божье может быть таким; сладкий на вкус, но горький для желудка. Он может быть слаще меда и при этом оказывать на наш организм лечебное действие. Мы часто слышим от больных раком, что химиотерапия сначала делает их больными, а потом выздоравливает. Открыты ли мы для такого рода опыта со Словом Божьим?
Многие из вас знают об очень сложном периоде в жизни моей семьи за последние несколько лет. Прошлым летом в начале этого лета я беседовал с группой студентов колледжа, прося их поделиться конкретными отрывками из Священных Писаний, которые в настоящее время были живыми и активными в их жизни.
Один из них поделился словами пророка Аввакума:
Хотя смоковница не дает почек
и на лозах нет винограда,
хотя маслины не всходят
и поля не производят пищи,
хоть и нет овец в загоне
и скотины в стойлах,
но возрадуюсь о Господе,
возрадуюсь о Боге, Спасителе моем.
Владыка Господь – моя сила;
он делает мои ноги похожими на ноги оленя,
он позволяет мне ступать по высотам. (Авв. 3:17-19)
Я уже слышал этот текст раньше, но на этот раз он поразил меня по-другому. Он шептал мне надежду посреди моего отчаяния, особенно заключительные стихи о восхождении на вершину. Следующие несколько дней я размышлял над текстом, записывая его каждое утро в свой дневник. Вскоре я вспомнил об этом. Я начал исследовать Аввакума, чтобы узнать больше о том, как он вписывается в большую библейскую историю.
Примерно в середине лета, когда я читал эти стихи, я почувствовал, как Господь говорит со мной. Святой Дух дал мне понять, что я не могу повторять это слово от Господа.
Если бы вы пролистали мой летний журнал, вы бы увидели, как я начал сокращать Писание: «Никаких фиг. Нет винограда. Никаких оливок. Нет зерна. Нет овец. Нет коров. Но я буду радоваться в Господе». В то время как nos захватили мое чувство реальности, приглашение к радости ускользнуло от моего опыта. Я читал слова, но они звенели в моей душе. Я почувствовал, как Господь спрашивает меня: «Ты ждешь, когда все станет лучше, не так ли? Ты ждешь, чтобы порадоваться за меня, пока твои обстоятельства и условия не улучшатся и ты не преодолеешь эту темную долину».
Во рту он был сладок, как мёд, но когда я съел его, в моём желудке стало кисло.
Начиналось несварение желудка. Мне было комфортно сочувствовать пророку в его отчаянии, но я сопротивлялся движению радоваться в Господе посреди всего этого. Я бы радовался, когда Господь снимал боль. Руководство Духа поразило меня: «Сейчас время радоваться посреди руин; не после того, как они как-то отремонтированы. Это тот самый момент для тебя, Джон Дэвид.
Радуйся Господу в развалинах. Не упустите этот момент».
Во рту он был сладок, как мёд, но когда я съел его, в моём желудке стало кисло.
Разговор о кислом желудке. Мое сердце, разум и дух находились в незнакомой, очень трудной местности. Это была боль на уровне кишечника. Мне было комфортно с отчаянной реакцией на отчаянные условия. Радоваться Богу перед ними было совершенно чуждо мне. Я бы обрадовался, когда бы он их поднял. «Нет, — сказал он, — сейчас самое время».
«Возрадуюсь о Господе. Возрадуюсь о Боге, Спасителе моем» (Авв. 3:18). Сами слова начали тренировать мою волю. Повинуясь, я начал открывать в своем опыте следующий стих: «Господь Господь — сила моя» (Авв. 3:19).). Я был готов перейти к последним двум стихам о том, как он сделал мои ноги похожими на ноги оленя и вернул меня на вершину горы. Господь увещевал меня оставаться с радостью на дне. Остальное придет в его время, а не в мое.
Я хотел бы сказать вам, что я снова на вершине, с невероятным урожаем и радостью на вершине горы.
Не я. Я все еще усваиваю урок долины — радоваться руинам. Это до сих пор остается самым трудным обучением в моей жизни. Каждый божий день, в горечи утраты, подобно капающему лекарству химиотерапии IV, он вселяет в меня приглашение: «И все же я буду радоваться в Господе. Буду радоваться о Боге, Спасителе моем». Медленно я чувствую, как злокачественная опухоль отчаявшегося духа начинает рассеиваться. Я укрепляюсь в Господе. Я вознесусь в его время, но не когтями и карабканием, а так, как он поднимет меня к себе.
Во рту он был сладок, как мёд, но когда я съел его, в моём желудке стало кисло.
Первое слово. Последнее слово. Божье Слово.
МОЛИТВА
Отец, спасибо тебе за Твое Слово, которое пребывает вовек. Спасибо, что делаете его лекарством, когда мы больше всего в нем нуждаемся. Ты милостиво покрываешь горькую пилюлю сахаром, чтобы мы могли ее проглотить, и тем не менее не избавляешь нас от кислых последствий ее исцеления. Веди меня к такого рода словам, чтобы я мог есть их, не опасаясь побочных эффектов, потому что я знаю, что Ты исцеляешь меня, избавляешь от болезни греха и смерти и наделяешь меня самой Твоей природой.
Я молюсь во имя Твоего Сына, Иисуса. Аминь.
ВОПРОС
Можете ли вы вспомнить время, когда вы воспринимали Слово Божье как лекарство? Может быть, сладкий на вкус, но кислый в желудке? Ощущаете ли вы эту потребность в своей жизни сейчас? Спросите его о таком Слове.
Для пробуждения,
Дж. Д. Уолт
Главный сеятель
seedbed.com
12-20 То, что что-то технически законно, не означает, что это приемлемо с духовной точки зрения. Если бы я делал все, что, как я думал, я мог бы обойтись, я был бы рабом своих прихотей. а Боже: «Все имею право», — скажете вы, — но не все полезно. «Я имею право делать что угодно» — но меня ничто не покорит. Вы говорите: «Пища для чрева и чрево fo Все дозволено мне, но не все полезно. Все мне дозволено, но я не поддамся ни под какую власть. Пища для чрева, и чрево для пищи, а для Бога все дозволено мне, но не все полезно. Мне все дозволено, но я не буду ничем порабощен [и подчинен его власти, позволив управлять мной]. Это правда, что наша свобода позволяет нам делать все, что угодно, но это не значит, что все, что мы делаем, идет нам на пользу.
